Кинорежиссер Роман БАЛАЯН: «Давайте не будем о Михалкове — он мой товарищ, но если он крикнет: «Бей украинцев!», тогда я выступлю, и очень жестко!»

Украинские политики все еще не поняли, насколько важен кинематограф для интеграции в общемировое пространство, заявил в интервью корреспонденту интернет-издания «ГОРДОН» известный режиссер Роман Балаян. Последние годы он не снимает кино и даже закрыл свою компанию Illusion films, которая занималась продюсированием фильмов, — нет вдохновения, говорит Роман Гургенович. При этом признает, что последние годы деньги на кинопроизводство давали только россияне, но после аннексии Крыма и войны на Донбассе получать финансирование от страны-агрессора он не желает.

Балаян родился в селе Неркин Оратаг (сейчас территория непризнанной Нагорно-Карабахской Республики), учился на режиссерском факультете в Ереванском театральном институте, а затем в Киевском театральном имени Карпенко-Карого, который окончил в 1969 году. С тех пор живет и работает в Украине.

У Балаяна снимались многие знаменитые актеры: Александр Абдулов, Олег Меньшиков, Михаил Козаков, Олег Табаков, Наталья Андрейченко, Татьяна Друбич, Лев Дуров, Ада Ро­гов­це­ва... Олег Ян­ковс­кий вообще был визитной карточкой ре­жис­се­ра. Фильм «Бирюк» номинировался на премию «Золотой медведь» на Берлинале 1977 года. «Полеты во сне и наяву» стали одним из лидеров кинопроката, собрав у экранов шесть с половиной миллионов зрителей. Картина «Храни меня, мой талисман», вышедшая в 1986-м, получила награду «Золотой тюльпан» на Стамбульском международном кинофестивале. В 1998-м драма «Две луны, три солнца» номинировалась на премию «Хрустальный глобус» Международного кинофестиваля в Карловых Варах, а в 2008-м «Райские птицы», задуманные режиссером как своеобразное продолжение «Полетов», были признаны лучшим фильмом стран СНГ и Балтии и получили премию «Ника».

«В КОЛЛЕКТИВНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НЕ ВЕРЮ. ТЕМ БОЛЕЕ В ПАРЛАМЕНТ УКРАИНЫ, ГДЕ ТОЛЬКО ТЕМ И ЗАНИМАЮТСЯ, ЧТО ГРЫЗУТ ДРУГ ДРУГА»

— Роман Гургенович, сегодня многие с тревогой следят за событиями в Армении. Вы наверняка постоянно общаетесь с соотечественниками. Как они настроены?

— Я часто звоню туда своим друзьям. Поначалу это действительно были выступления из-за цен на электричество. Но в кадре много молодых людей. Вряд ли им так уж интересно выходить на подобные манифестации. Значит, есть что-то еще.

Конечно, мои друзья хотели бы в Европу, но армянам приходится быть реалистами. Говорят, что все более-менее крупные промышленные объекты у них давно принадлежат россиянам. Страна находится в таком геополитическом пространстве, что единственным ее союзником в этом регионе является Россия. Хотя для той Армения всего лишь форпост. Недаром там стоят российские войска.

Примечательно, что еще в 1904 году министр иностранных дел царской России, выступая в Думе, сказал: «Господа, вы же понимаете, что нам не армяне нужны, а Армения». Я это вычитал у философа Николая Бердяева, возмутившегося таким высказыванием. Так что в любое время огромная северная соседка может и перестать интересоваться маленькой республикой в Закавказье в связи с какими-нибудь новыми обстоятельствами.

Сомневаюсь, что выступления на проспекте Баграмяна в Ереване во что-то перерастут. Такого, как в Украине, чтоб ушел президент или премьер, вряд ли можно ожидать.

---

---

— Янукович бежал из страны полтора года назад. Как вы оцениваете перемены, происходящие в украинских политике и обществе?

— Если перемены и начались, то люди их не ощущают. Пока все свелось к тому, чтобы урезать социальные выплаты и увеличить тарифы. Народу не хватает веры в завтрашний день. Вот нашелся бы такой государственный деятель, которому доверяют, и объяснил четко и понятно: все эти неудобства временны, а реформы необходимы, чтобы если не мы, то внуки и дети наши жили счастливо... Но такого человека пока нет.

Нужен лидер (назовите его хоть гетманом, хоть царем или королем), готовый отвечать за свою страну и за ее будущее. А в коллективную ответственность я не очень верю. Тем более в парламент Украины, где только тем и занимаются, что грызут друг друга.

— Вы считаете, что обновление состава Верховной Рады не повысило продуктивность ее работы?

— Правящая коалиция уже через месяц начала свары со своими же. Все, как и прежде. Смотрите, как легко парламентарии называют друг друга «бандеровцами» и «бандитами». Но ведь и за одними, и за вторыми стоят миллионы избирателей, черт вас побери! Вы же сталкиваете народ лбами!

Так нельзя говорить. Но я только одного депутата, способного вести спор спокойным тоном, видел — это Олег Березюк из фракции «Самопомiч». Вот для меня уровень парламентария. Мне нравится, как он выступает с трибуны: сдержанно и интеллигентно. Если ты имеешь что-то против, надо так сказать об этом своему оппоненту, чтобы ему стало неловко или стыдно. А агрессия недопустима: это рождает только обратную агрессивную реакцию.

— Как оцениваете ход Президента с назначением Михаила Саакашвили на пост главы Одесской области?

— Что бы ни говорили, в Грузии он чего-то добился. Правда, мне не понравилась одна из последних встреч, где Саакашвили кому-то сказал: «Не надо лыбиться». Такие слова не следует произносить политику, даже если хочешь остановить явного коррупционера.

Хотя я понимаю, что без такой энергии, как у него, ничего не получится. И мне хотелось бы верить, что все сложится. Но если бы его премьером назначили, было бы интереснее, ведь у главы правительства больше власти и полномочий.

«СЕЙЧАС В СВЯЗИ С ВОЙНОЙ ДЛЯ МЕНЯ ГЛАВНОЕ, ЧТО ДЕСЯТОК МОИХ ДРУЗЕЙ ИЗ РОССИИ ПОСТОЯННО ЗВОНЯТ, ВОЛНУЮТСЯ И ВСЕ ВРЕМЯ ПОВТОРЯЮТ: «РОМА, ТЫ ЖЕ ПОНИМАЕШЬ, КАК НАМ СТЫДНО!»

— После российской аннексии Крыма вы сказали, что раскусили Путина еще 15 лет назад. Что именно настроило вас против него?

— Помнится, был в гостях у одной редакторши телеобъединения «Экран» в Москве и попросил ее включить телевизор — как раз транслировалось первое телевыступление Путина. Она в ответ: да зачем вам это надо? Обозвала его и сказала, что у него глаза... Я все-таки не буду говорить, как она их охарактеризовала. Когда телевизор включили, мне отчетливо стала видна разница между тем, что Путин говорит, и тем, что выражает его взгляд. Одно не соответствовало другому.

Но давайте не будем о России. Сейчас в связи с войной для меня главное, что десяток моих друзей из России постоянно звонят, волнуются и все время повторяют: «Рома, ты же понимаешь, как нам стыдно!».

---

---

— Было бы просто не думать о том, что происходит у соседа, если бы на востоке нашей страны не шла война, которую этот сосед и развязал.

— Мне кажется, надо было сразу действовать решительнее — или жестко пресечь всяческие разногласия на местах, или же проводить референдум, чтобы понять тамошние настроения.

Я, кстати, вспомнил, как несколько лет назад все ополчились против писателя Юрия Андруховича, который сказал, что Донбасс надо отдать России. Он, видимо, предчувствовал такое развитие событий. Лично я уверен, что в ходе референдума многое решилось бы иначе. Какая-то часть осталась с нами, какая-то отошла. А что теперь там делать и что у Путина в голове — никто не знает.

---

---

— Если вас пригласят, поедете в Москву?

— Я не езжу туда с тех пор, как аннексирован Крым, хотя меня постоянно зовут на разные каналы. Конечно, друзей бы увидеть... Но поскольку рожа у меня более или менее известная, не могу. Вдруг какой-нибудь украинский таможенник спросит: «Ну что же вы в такое время туда ездите?». Или российский пограничник поинтересуется: «Цель приезда?». Не хочу.

Ужасно, конечно, что настроили два народа друг против друга. В России столько наших, а в искусстве их даже больше, чем русских. Империи ведь все равно кто, главное, чтобы ее прославляли на понятном языке. Всех имперцев «наказал» Николай Гоголь. Он на их языке создал такую литературу, что русские писатели удивились, а у некоторых появились комплексы. Когда кто-то сказал, что Гоголь не является великим украинцем, я очень разозлился. Более славное за пределами Украины имя трудно найти.

— К слову, вас в России называют представителем «русской линии в украинском кино». А вы сами кем себя ощущаете?

— Я украинский режиссер армянского происхождения. То, что я снимаю фильмы на русском языке по произведениям Лескова, Чехова, Тургенева, ничего не меняет. Я вырос на их книгах. Не принимая всего того, что делает Россия по отношению к Украине, я говорю по-русски — так мне комфортнее.

Плохо, что люди культуры из двух стран начали ненавидеть друг друга. Знаете, в России многие искренне считают Крым русским. Мы так же искренне полагаем, что он украинский, и не говорим, что он, вообще-то, крымско-татарский.

Но во мне все равно нет ненависти к людям из соседней страны и не может быть. К действиям нынешнего российского правительства, как и прошлого царского, есть. Но не к людям. Я не уподоблюсь тем, кто говорит, что все русские такие-сякие. Это, пардон, не мой уровень.

«Я ВЫСТУПАЮ ЗА НАЧИНАЮЩИХ РЕЖИССЕРОВ И УТВЕРЖДАЮ: КАЖДЫЙ ДЕБЮТАНТ ИМЕЕТ ПРАВО НА ХУДОЖЕСТВЕННУЮ ОШИБКУ ЗА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЧЕТ»

— В интервью интернет-изданию «ГОРДОН» музыкант Олег Скрипка рассказал о своем опыте общения с властью. Он предложил культурный проект главе правительства. По его словам, Яценюк ответил коротко: сейчас не время. А вы считаете, каково место культуры в столь сложный исторический период?

— Первое! Как и просвещения. Говорят, денег нет... Мне кажется, это вранье. Деньги всегда есть. Только их бессовестно воруют. И ведь знают, у кого и где спрятаны капиталы. Не правда ли? А кино, между прочим, единственный информативный вид искусства для быстрой интеграции в мировое пространство. Если вышла талантливая картина — все о стране знают. По скольким фестивалям, собирая главные призы, путешествует фильм «Племя»! В титрах значится, что лента из Украины.

А вы знаете, что в Советском Союзе вся культура жила за счет кинопроката? Народ любил ходить в кино, как в Индии и Америке. Сейчас уже не то, но это не повод ничего не делать. При Копыловой (Екатерина Копылова с 23 декабря 2010 года по 28 февраля 2014 года возглавляла Государственное агентство Украины по вопросам кино. — «ГОРДОН»), у которой, говорят, были связи в верхах, сняли много фильмов. А до нее и после — почти ничего! В Украине должно сниматься минимум 20 фильмов в год. Тогда пара-тройка будет хороших.

— Говорят, с точки зрения культуры Киев — глухая провинция. Вы как считаете?

— Я выступаю за начинающих режиссеров и утверждаю: каждый дебютант имеет право на художественную ошибку за государственный счет! Только давая снимать им, мы узнаем состояние нашего киногенофонда и перспективы на будущее.

Я свой диплом снял поздно — в 28 лет (мне три года не давали деньги). Представьте: в 1969 году в Карпатах у меня была внушительная группа — 30 человек из Киева, елки-палки! Машины со съемочным и звукозаписывающим оборудованием, реквизитом... Тогда была такая возможность. Потом я, правда, снял дебютный фильм «Эффект Ромашкина». Жуткий провал, но это стало для меня большим уроком.

— Неудача разозлила?

— Нет, мне просто повезло, что его закрыли и фильм мало кто видел. Все думали: раз закрыли, это что-то такое! Помню, сделал нарезку из лучших кусков на 20 минут и показывал. Все увидевшие говорили: какой класс! А если бы посмотрели целиком, в ужас бы пришли (смеется). Потому что кино было очень плохое. До этого, кстати, в 1970-м я снял, на мой взгляд, хорошую документальную короткометражку об украинском театральном художнике Анатолии Петрицком. Во время сдачи на студии присутствовал отборщик на кинофестиваль, проходивший в немецком Оберхаузене. Он сказал, что возьмет мою работу на конкурс, но фильм на уровне Госкино Украины закрыли — усмотрели там что-то вредное. Дали деньги на второй вариант, и я снял его, но первый был, конечно же, лучше.

---

---

— Кто все-таки должен финансировать культуру и кино — государство или бизнес?

— Дело в том, что кино — это и бизнес, и искусство. Так повелось издавна. Чтобы частные лица давали деньги, они должны получить невероятные льготы. Да, у нас, наконец, сняли налог с пожертвований спонсора, но этого мало. Надо нечто такое придумать, чтобы инвестору было интересно вкладывать в культуру. Он должен иметь процент с проката, начисляемый в зависимости от суммы вложенных им денег. Но проката-то нет, к тому же количество кинотеатров недостаточно.

Непонимание роли кинематографа — вот главная беда современного украинского руководства начиная еще с 1991 года. Сейчас в связи с отсутствием средств на полнометражное кино я бы давал деньги только молодым дебютантам, этим пока еще «хулиганам», которые пребывают в счастливом иждивенческом возрасте. В их беспечные годы я в день по пять сценариев писал. И так крутил, и этак — все можно за мамин счет. И нашей молодежи надо дать возможность пробовать. Да, будут ошибаться. Но из двух десятков дебютных фильмов некоторые, как я уже говорил, окажутся успешными.

А вы что, сразу шедевр хотите? Шедевры не заказывают! Давайте попробуем хотя бы два года подряд давать деньги исключительно молодым. Я хочу, наконец, этот киногенофонд увидеть! Может, если посмотрю, что молодые делают, сам проснусь и тоже что-то этакое сниму — всякое возможно...

Министерство культуры всех насущных проблем решить не в состоянии. Это уровень парламента, президента и правительства. Сейчас никто не спешит поддерживать искусство, потому что война... Я вот все время думаю: а если бы ее не было, неужели деньги на кино нашлись бы? Ведь и до войны финансирования не было!

«МЫ С ЯНКОВСКИМ БЫЛИ НА ОДНОЙ ВОЛНЕ. МНЕ НУЖНО БЫЛО ЕГО ЛИЦО, ЕГО ОРГАНИКА, ЕГО ГЛАЗА — ТОЛЬКО С ТАКИМ ЛИЦОМ Я МОГ РАССКАЗЫВАТЬ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ О ТОМ, ЧТО МЕНЯ ГЛОЖЕТ»

— В ваших фильмах снимались многие известные актеры. Сложно было их заполучить, найти общий язык?

— Уговаривать особо никого не приходилось. Но, скажем, ни Табаков, ни Янковский, ни Гурченко не знали такого режиссера, как Балаян. Им меня рекомендовали: Табакову, например, — гениальный театральный художник Давид Боровский, а Люсе Гурченко — Никита Михалков.

Вот как я «купил» Люсю? Пришла она ко мне в мосфильмовскую гостиницу. Я сижу на одной кровати, она устроилась на другой, напротив меня, и начала проигрывать роль для фильма «Полеты во сне и наяву».

Все было в ее стиле: руки-ноги, ужимки... Очень интересно, но никакого отношения к тому, что я собирался делать, не имело. И я нашел что сказать (она потом любила этот момент пересказывать): «Люся, это гениально! Я вообще не представлял, что эту роль можно так сыграть. Но если бы я снимал этот фильм, например, во Франции, то пригласил бы Анук Эме». Она ответила: «Поняла. Буду сидеть в кадре и ничего не делать».

К Олегу Янковскому я приехал в театр, он уже читал сценарий, ему нравилось, но он не только не знал режиссера Ба­лая­на, но и негативно относился к Киностудии Довженко. Я применил всю свою хитрость, чтобы убедить его: «Старик, только у меня тебе и сниматься!».

— Что вы ему пообещали?

— Я сказал, что если он сыграет в моем фильме, то получит премию за главную актерскую роль. Только это будет мой приз, а не его. (В 1987 году за исполнение роли Сергея Макарова в картине «Полеты во сне и наяву» Янковский получил Государственную премию СССР, а в 1988 году за роль Воробьева в картине «Филер» — главный приз Ex Aequo кинофестиваля в Вальядолиде (Испания). — «ГОРДОН»). Я достаточно вольно себя вел при первой встрече. Вообще, считаю, что надо держаться спокойно и свободно, где бы и с кем бы ты ни был.

Потом уже актеры сами звонили и приходили. Они видели: я могу им дать то, чего не давал никто другой... Янковский снялся у меня в четырех фильмах подряд. За «Полеты» его полюбили. Он был и трагичен, и комичен, и драматичен, будто в разных фильмах играл.

Он больше любил «Полеты». Мне же нравится «Поцелуй» — он как концерт классической музыки для зрителей филармонии. Другое дело, что «Полеты» получились более эмоциональными и близкими зрителю, особенно интеллигенции того времени. Люблю я и ленту «Храни меня, мой талисман». В этих фильмах я наиболее себя выразил, что ли...

Мы с Янковским были на одной волне. Мне нужно было его лицо, его органика, его глаза. Только с таким актером я мог рассказывать советской интеллигенции о том, что меня гложет, оставляя за скобками то, что видно и так. Удивительно, что этот фильм все же выпустили. А ведь могли закрыть. Но подкопаться было не к чему: ничего плохого о советской власти нет... Тем не менее все поняли, о ком и о чем речь: о человеке, никак не встроенном в ту жизнь, где личности не было места.

«АБДУЛОВ ТАК ХОТЕЛ ИГРАТЬ У МЕНЯ, ЧТО СПЕЦИАЛЬНО ОТРАСТИЛ БОРОДУ И ПОДГОВОРИЛ АССИСТЕНТКУ, ЧТОБЫ ОНА НА ЭТУ РОЛЬ НИКОГО НЕ ИСКАЛА»

— Как получилось, что вы взяли Мэри Поппинс на роль Леди Макбет?

---

---

— Во-первых, фильм о Мэри Поппинс я не видел. Во-вторых, Наталья Андрейченко — гениальная актриса. Я случайно ее встретил где-то и пригласил без проб. В ее глазах такая трагедия, как у Роми Шнайдер. Когда она что-то говорит на первом плане, за ее плечами угадывается некая драма, которой нет по роли.

А вот Абдулов на съемки «Леди Макбет Мценского уезда» попал случайно. Я просил ассистентку поехать в Сибирь и найти мне этакого кержака — настоящего сельского мужика с реальной русой бородой и с мощной фигурой. На «Мосфильме», где я и снимал эту картину, ко мне в группу все время заходил Сашка: мол, хочу, чтобы ты меня попробовал. Я ему честно говорил: «Саня, это не твое!». Через месяц он снова пришел ко мне, специально отрастив свою русую бороду. Я рассмеялся и сказал: «Ладно, хрен с тобой». Он потом признался, что договорился с ассистенткой и та никого на самом деле не искала.

— Абдулов так хотел сыграть эту роль?

— Нет. Он так хотел играть у меня. При этом совершенно не был похож на лесковского героя. Мне был нужен крестьяноподобный мужик, а Саша — красавец! Он, правда, сыграл очень хорошо.

Андрейченко, когда первый раз увидела фильм, убежала. Ей настолько не понравилось, что она даже со мной говорить не могла. Ее мы озвучивали в Риме. Муж, Максимилиан Шелл, оценил фильм очень высоко и переубедил Андрейченко. Он сказал: «Это единственная твоя роль, которая мне понравилась».

Кстати, «Леди Макбет» — единственный фильм, который мне предложили снять. В Госкино СССР сказали: «Рома, итальянцы считают, что это твое» (снимали с участием Италии на швейцарские деньги)...

Я прочел повесть и ужаснулся, но было поздно: картина в запуске, натуру выбирают, актеры есть... Только я процесс торможу — не написал режиссерского сценария. Три дня осталось до его сдачи! Пошел к главному редактору Абдурахману Мамилову и сказал: «Отказываюсь! Ищите кого-то другого». Он мне: «Рома, ты что, так нельзя! Деньги потрачены». Но я уперся.

Потом мы вместе пошли к директору Владимиру Досталю. Он тоже стал меня уговаривать: «Группа работает, шесть человек на зарплате, все оплачено, что же это такое? Значит, так! Я тебя, единственного режиссера в практике «Мосфильма», запускаю в подготовительный период, но чтобы на 10-й день у меня на столе лежал режиссерский сценарий». Я сдал его на третий день. Просто почувствовал, какое ко мне доверие и как я подвожу людей.

Это были очень веселые съемки. Мы работали в Пущино, в 110 километрах от Москвы. На берегу Оки построили декорации. За время работы съели 29 баранов.

— Необычно высокая продуктивность...

— Оператор Паша Лебешев вдруг обнаружил, что у нашего сторожа, невдалеке от декорации, есть стадо баранов. Мы с Пашей пошли договариваться. Спрашиваю у сторожа, что он с ними делает. «К весне, — говорит, — режу, шкуру оставляю, мясо — продаю и выручаю по 50 рублей за барана».

Я ему предложил: «100 рублей. Режешь? Приедет машина, и в гостиницу привезешь». Он заартачился: «Что я жене скажу, да и осень еще только...». — «Старик, шкура тебе и 100 рублей тебе. Не хочешь — не надо». И мы ушли. Он догнал нас: «Роман Гургенович, а можно так сделать, чтобы моя жена не узнала?».

29 баранов мы съели за два месяца экспедиции. Ну, может, чуть меньше... А жена его об этом так и не узнала... (Смеется). Лебешев тогда часто повторял: «Самое лучшее в кино — это мясо!».

«МАШКОВ ПОДОШЕЛ КО МНЕ И ГОВОРИТ: «А ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТО ВЫ МЕНЯ В КИНО ПРИВЕЛИ?»

— Олега Меньшикова вы снимали один раз. Сейчас взялись бы с ним работать?

— На самом деле, два раза. Он не напоминает, но я был первым, кто с ним работал. В 1980 году я должен был снимать картину «Жду и надеюсь», но разозлил всех, сказав, что это будет односерийный и черно-белый фильм. Написал сценарий. Его зарубили в Москве. А оператор Сурен Шахбазян взялся снимать двухсерийный вариант. Он там был и режиссером, и оператором. На пятый день работы позвал меня. Я приехал в Сарны (небольшой город в Ровенской области. — «ГОРДОН»), пошел на съемочную площадку. Шахбазян показал то, что успели отснять: проезды на под­воде и как трое все время бегут по лесу рядом с телегой. Я же сценарий знаю и говорю: «Сурен, этот парень, Меньшиков, никак на главного героя не тянет!».

Он: «Рома, да ты что, еле уговорили его». Нет, говорю, надо менять — и все! Раз позвали меня работать с артистами, то поверьте. Шахбазян очень огорчился. Оставив его в таком состоянии, я зашел в гримерную и увидел какого-то парнишку в сапогах с шикарной шевелюрой, который лихо пел под гитару. У гримерши спросил, кто это. Она: «Так это же наш главный герой».

Как так? Неужели тот самый парень, которого я только что на экране видел? Быстро пошел к Сурену, говорю: «Успокойтесь! Он будет играть, только его не так снимать надо. Что вы с ним сделали, вы же его испортили, напялив на него дурацкую кепку? Меняем кепку!».

К слову, это я отдал Меньшикова на съемки фильма «Родня». Тайно от Сурена... Придумал причину отъезда актера. Дело в том, что мне позвонил Михалков и стал умолять отпустить парня на три дня к нему в Днепропетровск. Но задержал на четыре, да еще и наголо остриг. Правда, обещал вернуть с париком, но я решил подстраховаться. Помню, зашел к гримерше Ляле, которая обожала Меньшикова. Начал хитрить: мол, хочу его наголо остричь и парик другой сделать. Она: «Да вы что! Как я в экспедиции сделаю ему парик? Это же невозможно!». И тогда я открыл карты: «Ну сколько человек посмотрят наш фильм? — говорю. — А мальчика приглашает Михалков. Все режиссеры обратят на него внимание после выхода ленты Михалкова». Она сразу согласилась.

---

---

Когда Меньшиков вернулся, пока никто не заметил, мы на него натянули свой парик. И уже на площадке Шахбазян смотрит на него и говорит, не отрываясь от камеры: «Олег, ты что, помыл голову?». У того меняется лицо, и я понимаю: нам хана! Но из-за плеча Шахбазяна киваю головой: мол, соглашайся. Олег ответил: «Да». Шахбазян: «Так лучше. Каждое утро мой голову». В этот же день мы Сурену во всем признались. Посмеялись от души.

А еще Владимир Машков на каком-то рауте в Москве подошел ко мне и говорит: «А вы знаете, что это вы меня в кино привели?». Я удивился. Оказывается, Анатолий Матешко в Киеве в конце 80-х снимал «Зеленый огонь козы». После проб Машкова не утвердили на главную роль. Я тогда был художественным руководителем объединения, и когда Матешко пожаловался, что ему дирекция студии не утверждает актера, посмотрел пробы, пошел в дирекцию и сказал, что «парень классный и очень даже подходит». Это была его первая крупная роль.

«С ПАРАДЖАНОВЫМ МЫ НЕ ОБЩАЛИСЬ, ПОКА Я НЕ ПОСМОТРЕЛ «ТЕНИ ЗАБЫТЫХ ПРЕДКОВ». Я БЫЛ ОШАРАШЕН»

— Наверняка есть актеры, которых вы не сняли, но хотели бы с ними поработать. Кто это?

— Иннокентий Смоктуновский и Олег Борисов. Но тогда не было органичных для них ролей. Я не видел их в своих фильмах. Мне нужно было лицо Янковского, не до конца понятного и раскрытого.

— Хочу спросить о Никите Михалкове...

— Давайте не будем о нем. Я категорически не принимаю ни того, что он говорит, ни того, чем он сейчас занимается, но он мой товарищ. Стараюсь ничего о нем не смотреть и не читать, но мне все равно пересказывают. А я даже слушать не хочу. Мои друзья для меня, как мои дети: могут быть всякими... Вот если Михалков крикнет: «Бей украинцев!», тогда я выступлю! И очень жестко...

— Тогда давайте о Сергее Параджанове. Когда вы с ним впервые встретились, думали, что он окажет на ваше творчество такое влияние?

— Я вообще не хотел с ним знакомиться, поскольку до меня доходили разные слухи. Привел меня к нему мой однокурсник Витя Перегуда, утверждавший, что Па­ра­джа­нов снял гениальный фильм. Мне Сергей сразу очень не понравился. Он высокомерно разговаривал, особенно с Перегудой, которого знал с детства. Тот фамильярничал, называл режиссера Серегой, и Параджанов отвечал тем же. Правда, когда мы уходили, он мне сказал у дверей: «Заходи, только без дурачков».

Мы не общались, пока я не посмотрел «Тени забытых предков». Я был ошарашен. Пришел к Сергею и говорю: «Это гениальный кинопримитив». Он возмутился. Еле-еле убедил его, что хвалю кино. Сказал: «Вы что, не понимаете слова «примитив»? В кино это намного труднее сделать. А вам удалось!». С тех пор мне уже было все равно, что о нем злословят. Знаю одно: если бы не он, я был бы другим режиссером. Его высота все время давила. Импровизации его были сильны и моментальны. Я бы такое неделю разрабатывал, а он творил здесь и сейчас.

Параджанов очень любил народное искусство. Для него глечик был не просто глечик. Я уверен, что режиссер такого плана, как он, может интереснее снять о Швеции, чем сами шведы. Это особый взгляд со стороны человека, который понял и полюбил страну. Вот я смотрю на Армению и все вижу, поэтому часто критикую. Но никогда не хотел ее снимать, потому что она слишком моя.

До того как я уехал из Карабаха в ереванский институт, я считал, что самая красивая женщина на нашей улице — моя мама. Она действительно была красавица, с тонкими чертами лица. Ее звали Рус Маро, что означало похожая на русскую. Когда я приехал через год, заметил, что у соседки, тети Марии, гораздо интереснее лицо. Я уже смотрел на нее как художник. И мне стало жаль маму, я еще больше ее полюбил.

«МЫ ХОРОШО ДУМАЛИ В КЛЕТКЕ, ПОСТОЯННО ПЫТАЛИСЬ ИЗ НЕЕ ВЫРВАТЬСЯ. ОСВОБОДИТЬСЯ НЕ УДАВАЛОСЬ, НО МЫ СМЕЛО БРОСАЛИСЬ НА ПРУТЬЯ»

— Почему вы сейчас не хотите снимать? Возможности есть, и зрители давно ждут новый фильм...

— Мне скучно. Я не вижу рядом ничего такого, что возбудило бы меня. Уже давно. После «Леди Макбет» я снял «Первую любовь», которую мало кто помнит. Недавно делал цветокоррекцию этого фильма и удивился — так много всяческих тонкостей там придумал. Но есть сценарная недоработка — не хватает зацепок для зрителя. Только художник может досмотреть фильм до конца. Задержать внимание зрителя я не смог — сам писал сценарий. А все режиссерские находки появлялись на ходу, я их придумывал прямо на съемочной площадке. И понравился фильм только Кире Муратовой.

Я часто говорил, что до 1987 года «игрался» в кино. Во мне не было «серьеза» — такого взрослого, профессионального отношения. Поэтому работа больше нравилась. А начиная с «Леди Макбет» я уже снимал за очень большие деньги. Такие деньги, как я, в Москве получали пять-шесть режиссеров.

— Как вы растеряли легкость?

— Исчезла энергия. После 1986 года пришла гласность. Я и многие мне подобные растерялись: а что снимать? Кино про любовь, что ли? Нет, это не для нас. Мы же на сопромате мыслили и работали.

Мы стали людьми потерянного, скорее даже, растерянного поколения. Хорошо думали в клетке, постоянно пытались из нее вырваться. Освободиться не удавалось, но мы смело бросались на прутья, протягивали руки. А сейчас у меня уже два года сценарий на 32-й странице. Остальные два десятка страниц устно я всем рассказываю, но сесть и записать почему-то нет желания. Для кого делать? Чтобы фильм четыре раза в кинотеатре прокрутили? Фестивали? Это все для молодых. Да я и не в той форме, наверное, чтобы суметь снять фестивальное кино. Мне хочется диалога со зрителями, но наши кинотеатры забиты американскими фильмами. Отечественным проблемно туда прорваться, а уж окупиться в прокате тем более.

— Вы говорили, что по телевизору кино не смотрите...

— Вообще никак не смотрю.

— И мировые премьеры не отслеживаете?

— Нет, я совсем не гляжу кино. Это критикам интересно. А меня увлекают театр, художники, филармонические концерты. Недавно приезжала с выступлением Наталья Половинка из Львова исполнять «Тихие песни» Валентина Сильвестрова. Это было потрясение. Раз в Украине есть еще возможность слушать таких, как Половинка и Сильвестров, значит, не все потеряно.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter